Седмиозерная богородичная пустынь в зареве революции

Православная церковь вошла в эпоху богоборчества. И не удивительно. Православие для вождя революции Ленина было видом «духовной сивухи, в которой рабы капитала топят свой человеческий образ, свои требования на сколько-нибудь достойную человека жизнь», о примирении не могло быть и речи. Борьба против религии объявлялась общепартийным делом и шла по всем фронтам. 20 января (2 февраля) 1918 г. был принят и 23 января (5 февраля) опубликован декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», по которому РПЦ лишалась права юридического лица. Ей запрещалось иметь какую-либо собственность. Все имущество существовавших в России религиозных обществ декретом было объявлено народным достоянием, то есть было национализировано государством. После издания декрета у церкви было сразу же конфисковано около 6 тысяч храмов и монастырей, закрыты все банковские счета. Казанская губерния не была исключением. Уже 15 февраля 1918г. Казанский СНК отстранил от дел Духовную Консисторию и конфисковал ее здание. В обращении Церковного Союза Казанской Епархии говорилось: «святость храмов оскверняется; сокровища церковные, жертвами верующих собранные, расхищаются; богослужение прекращается; священнослужители изгоняются». В числе заложников в первую очередь оказывались белое духовенство и монашествующие, расстрелы стали регулярными. Только в 1918г. были замучены 33 священнослужителя Казанской епархии. Еще более тяжелое положение было у монастырей, куда отправлялись отряды для описи имущества и хлебных продуктов, взыскания налогов, отчуждения земель от монастырей.

1918г. стал началом крестного пути и для Седмиезерной Богородичной пустыни. Отдаленность обители от налетов не спасала, скорее наоборот их провоцировала. А грабить было что. При игуменстве схиархимандрита Гавриила Седмиезерная Богородичная пустынь обзавелась крепким хозяйством. Главным источником содержания пустыни стало сельское хозяйство. Силами монашествующих стали обрабатывать земли, ранее сдаваемые в аренду, приобреталась сельхозтехника, были построены зерносушилка по собственному проекту батюшки, скотный двор и маслобойка с сепаратором, устроены три больших пчельника, для которого выписаны кавказские и даже итальянские и американские пчелы. В монастырском хозяйстве были кузница, бондарня для дубовых бочек и кадок, столярная, сапожная, портняжная мастерские. 8 марта 1918г. Каймарский волостной комитет реквизировал весь конный и рогатый скот монастыря, а подворье обители в Казани было занято явочным порядком начальником милиции под помещение для красногвардейцев.

Часто в поисках легкой добычи в монастырь наведывались вооруженные до зубов бандиты и дезертиры. В апреле наместник Седмиезерной Богородичной пустыни архимандрит Андроник писал об очередном нападении: «…в 12 часов ночи в монастырские ворота стали стучать приехавшие неизвестные люди с тем, чтобы немедленно им открыли монастырские ворота для производства в монастыре обыска, будто бы скрывающихся в монастыре трех офицеров, каковых в монастыре никогда не было. Но пока караульщики будили администрацию монастыря и по распоряжению оной был произведен набат в колокола, на который немедленно собрался народ как Седмиозерной слободки, так и поселка Шигалей, при помощи которых пришлось узнать, что всех прибывших вооруженных людей было 27 человек, которым монастырские ворота не открывались, они до набатного звона зашли в наш конный двор, разбудили рабочих и под револьверной угрозой заставили запрячь наших лошадей в повозки, в надежде, вероятно, собрать в монастыре все, что подвернется под руку и, уехав, скрыться. Однако, как только начался звон в колокола, грабители с конного двора скрылись».

9 сентября 1918г. в обитель под видом представителей властей вновь прибыли вооруженные люди для реквизиции оружия, а за неимением такового прихватили всю наличность, а также карманные часы архимандрита. Ситуацию спасли жители Седмиозерной слободы, потребовавшие у грабителей ордер на обыск. В представленной бумаге говорилось, что предъявитель является солдатом Уфимского полка. Видя, что дело принимает нежелательный поворот, бандиты поспешили скрыться.

Из гражданской войны Русская православная Церковь вышла, несмотря на гонения, в основе своей несокрушенной. Но уже вскоре окончания боевых действий стали разрабатываться планы кардинального наступления на церковь, повод к которому дал страшный голод, захвативший в свою орбиту до четверти хлебопроизводящих губерний. Церковь начала искать пути спасения голодающих с лета 1921 г. Патриарх Тихон обратился к российской пастве, к народам мира, к главам христианских церквей за границей с просьбой помочь голодающей России.

Духовенство в свою очередь приступило к созданию епархиальных комитетов помощи голодающим. Однако инициатива РПЦ сбора пожертвований для голодающих была отвергнута. Основание нашлось. Церковь, как институт, отделенный от государства, не мог заниматься благотворительностью. Ленин решил использовать голод в политических целях, давая установку: «Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать».

16 февраля 1922 г. Президиум ВЦИК принял Постановление «Об изъятии церковных ценностей для реализации на помощь голодающим». Местные власти взяли под козырек. В Татарской республике комиссия по учету, изъятию и сосредоточению ценностей была создана в конце января 1922 г. 4 марта того же года постановлением бюро Татарского обкома партии комиссии было предложено приступить к осуществлению декрета об изъятии церковных ценностей, «проводя соответствующую кампанию». Председатель казанской комиссии по изъятию церковных ценностей Шварц поставил задачу «В церквах и монастырях по возможности ничего не оставлять».

Развернувшаяся по всей стране кампания по изъятию церковных ценностей почти повсюду сопровождалась вспышками антиправительственных выступлений. Всего было зарегистрировано 1414 кровавых эксцессов. Причиной было не только изъятие святынь, но и кощунственное поведение членов комиссий, которые курили и сквернословили в храмах, издевались над священниками. В целом за период 1921-1922 г.г. большевики изъяли у Церкви священные предметы и драгоценности на сумму свыше 4,5 миллионов золотых рублей. Из православных храмов и монастырей Казани было реквизировано серебра — до 182 пудов, золота — более 21 золотника, жемчуга — более 4 фунтов, все драгоценные камни.

С кампании по изъятию церковных ценностей началось открытое противостояние власти и Седмиезерной Казанской Богородичной пустыни, которое возглавил новый наместник обители архимандрит Александр(в миру Георгий Уродов). Это было не первое столкновение с советской властью. Ярлык «ярый контрреволюционер», обещавший архимандриту Александру мученический путь при новом режиме, он получил, будучи настоятелем Рождество-Богородичного Санаксарского монастыря. В этом монастыре 30 августа 1911г. послушник Георгий был пострижен в монашество и получил имя Александр в честь благоверного князя Александра Невского. Меньше чем через месяц, в престольный праздник Рождество-Богородичного монастыря отец Александр был рукоположен в сан иеродиакона, а 22 июля 1913г. – во иеромонаха. Несмотря на молодость лет, отец Александр был определен на должность казначея монастыря, а с 1914г. в связи с болезнью настоятеля, исполнял его дела по управлению обителью. После упокоения настоятеля иеромонах Александр был возведен в сан игумена. После установления советской власти в городе Темникове, игумен Александр оставался твердым как в вере, так и в защите Церкви от ее врагов. Он противопоставлял всеобщей разнузданности ожесточенную молитву, как и прежде, нес труды по духовному укреплению братии и обращавшихся к нему за наставлениями мирян. Тем не менее, часть братии оказалась вовлеченной в орбиту безбожного разрушительного влияния. Заручившись поддержкой большевиков, незаконно избранный игумен Венедикт, распорядился изолировать архимандрита Александра, который содержался в неотапливаемой келье без горячей пищи. Одновременно на основании доноса части братии Военно-революционный трибунал завел «Дело о настоятеле Санаксарского мужского монастыря игумене Александре в агитации против советской власти». Настоятель обвинялся в монархизме и критике советской власти. Обвинение по тем временам более чем серьезное. И за меньшую вину пускали в расход без суда и следствия. Отца Александра только выслали из монастыря. 21 марта 1922г. игумен Александр был назначен наместником Седмиезерной пустыни и практически сразу же возведен в сан архимандрита. Много трудов, тревог и забот принял игумен Александр, стараясь сохранить обитель и возвысить духовную жизнь ее иноков. А сделать это было непросто. Под его руководством обитель стала оплотом твердого стояния в православной вере, примером бескомпромиссности в защите святынь от посягательств новоявленной власти, центром духовно-нравственного сопротивления православного народа воинствующему безбожию. Понимая весь цинизм проводимой политики по изъятию церковных ценностей, архимандрит Александр потребовал перенести все ценности в отведенную для треб церковь и как результат – привлечение к ответственности уже «за сокрытие ценностей». Спустя много лет одна из духовных чад батюшки вспоминала: «Он не отдавал иконы, когда разоряли монастырь. Там и чудотворная была. Хотели иконы отобрать, а я, говорит, не отдавал, так меня сначала забрали – тогда и иконы взяли».

Между тем борьба советской власти против РПЦ набирала обороты. Православная церковь определялась как единственно легально «существующая контрреволюционная сила, имеющая влияние на массы». Массово закрывались храмы и монастыри. Этой участи не могла избежать и Седмиезерная Богородичная пустынь. В 1926г. было принято решение о закрытии обители. В распоряжении верующих оставлялся «одноштатный приход в одной церкви, называемой «Вознесенское». Ходатайства крестьян оставить храмы в распоряжении верующих остались без внимания. Но и отдавать святыню на разграбление жители Седмиезерной слободы не собирались. В первый приезд представителей власти верующие закрылись в соборе и опечатать его не дали. Вторая попытка также не имела успеха. Начальник РАО и милиции Казанского района Макаров писал в донесении: «Я …успел опечатать собор, но уехать обратно не сумел, так как вокруг квартиры старшего милиционера Вшивцева моментально собралась толпа, в числе не менее трехсот человек, которые настойчиво с угрозами стали требовать, чтобы я открыл собор… Видя такое положение, мы хотели уехать в город, но абсолютно не имели никакой возможности… Я ключи возвратил, но спустя только час разошлась толпа, крича при этом: «Приезжайте хотя и отрядом, но никого арестовать не дадим, и церкви не закроете».

Опасаясь серьезного бунта жителей слободы, представители власти появились в стенах обители лишь через два месяца в сопровождении отряда из пяти конных милиционеров. Цель оставалась прежней, но верующие не дали описать имущество бывшего монастыря и опечатать собор. Власть сделала для себя выводы: для успеха предприятия необходимо изолировать монахов и наиболее активных мирян. К этому времени из 87 монахов в обители оставались архимандрит Александр, иеромонахи Мартирий и Вениамин. Все трое были арестованы 31 октября 1928г. С их именами карательные органы справедливо связывали противостояние верующих изъятию церковных ценностей, опечатыванию монастырских церквей, бесчинствам власть предержащих.. 22марта 1929г. Особое Совещание при Коллегии ОГПУ вынесло приговор: архимандрита Александра и иеромонаха Вениамина «заключить в концлагерь сроком на три года», иеромонаха Мартирия выслать на тот же срок в Сибирь. После пребывания в концлагере, отец Александр провел еще три года в ссылке на Урале, а затем переехал в Вятский край. Начался катакомбный период жизни игумена, который закончился лишь с избранием патриархом Алексия(Симанского).

После разорения Седмиезерной Богородичной Пустыни, часть монахов удалились в лес, где построили деревянную церковь в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Скит просуществовал до 1937 – расстрельного года. 1930-е гг. ознаменовались новой волной репрессий, которая затронула все слои населения, но особенно пострадали духовенство и верующие. Фактически встал вопрос о самом существовании РПЦ и религии в Советском Союзе.

В этих условиях власти не могли допустить, чтобы пусть и в дремучем лесу находились монахи. Их арестовали. Всю ненависть режима узники почувствовали по приезду в Казань. Один из них, схиеродиакон Антоний (в миру Александр Дмитриевич Семенов) вспоминал: «Посреди города разожгли костер. Нам связали руки. Затем в костер побросали не только то, что мы приготовили, но даже и последние рубашки содрали. Нас держали голыми и босыми на улице. Сожгли все, даже нательные кресты. Положили нас вверх спинами, как мост, и начали бить кнутами. Кожа у нас полопалась. Потом командир велел загнать всех в сарай. Там нас держали неделю. Потом пришел приказ отправить нас из города в тайгу». Лаишев, станция Дружина под Свердловском, Нарьян-Мар, наконец, лагерь под Игаркой. Страшным и кровавым был этот этап. Но узники совершали богослужения, несмотря на издевательства и пытки. Твердость в вере только распаляла мучителей. Побои были ежедневными, а после истязаний связанных заключенных держали в решетчатых клетках, где можно было только стоять. Казалось, не в силах человеческих выдержать эту пытку даже сутки. Отца Антония поставили в клетку на двое суток, а после забивали палками до полусмерти. Наконец, лагерное начальство попыталось казнить отца Антония на самодельном электрическом стуле. Вот что рассказывал сам батюшка: «Это было на мой день ангела…Пришли коммунисты. Меня за ноги привязали к саням и начали гонять лошадей по замерзшей земле. Там даже леса не было. Гоняли часа два. Ничего у них не выходит, я не умираю. Меня волокли на спине, хотя тогда мне уже было все равно, волокут меня в верх лицом или вниз. Потом повесили меня вниз головой, спиной к дереву или столбу. Били палкой по животу и ругались всякими хульными словами, пока не пришел начальник. Он дал распоряжение: «Товарищи, прекратите это дело. Недавно мы машину изобрели, давайте ее испытаем. Если она будет действовать, мы их много будем уничтожать». Привели меня в камеру и посадили в жесткое кресло. Подсоединили к глазам провода, подключили ток, и глаз моих не стало. Меня будто ударило в голову. Тут я вместе с креслом свалился в подвал, который называли «каменным мешком». Там я валялся неделю на полу, никто ко мне не приходил. У меня сильно болела голова, но я не умер. Кресло так и осталось в подвале, когда меня вывели оттуда». На всю жизнь отец Антоний остался слепым. Ненавистного властям монаха решили пустить в расход привычным образом. Расстрел приурочили к празднику Благовещения Пресвятой Богородицы. На казнь вывезли всех увечных и изможденных – тех, кто работать уже не мог. Сильная пурга расстроила планы. Конвоиры сбросили страдальцев в снег и убрались в лагерь. Ведь изможденным людям по человеческим законам выжить было невозможно. Но Бог судил иначе. Отца Антония вызволили из снежного плена охотники и со временем переправили на Большую землю, где батюшка, будучи слепым, стал Божьим странником. Благословение на страннический подвиг батюшка получил от прозорливого старца, греческого архимандрита Анфима, вместе с которым отец Антоний совершил паломничество на гору Арарат к святому Ноеву Ковчегу. Всю Россию прошел слепой странник, и весь путь его сокровенным Божием водительством была молитва. Лишь война внесет коррективы в жизнь батюшки.

Схиеродиакон Антоний проживет долгую жизнь, находя приют у духовных чад, которых было немало. Последние шесть лет старец прожил в подмосковном Жуковском у матушки Параскевы. Его дни и ночи были заполнены молитвой и созданием библиотеки православной литературы и богослужебных книг для слепых. 19 декабря 1994г. завершился земной путь батюшки. Свято-Екатериненский мужской монастырь стал местом последнего упокоения старца Антония.

Постепенно органы власти взяли ситуацию под свой контроль. До основания были разрушены храмы Вознесения Господня, Смоленской Божьей Матери, св. Апостола Андрея Первозванного, шестиярусная колокольня, а внутри нее храм во имя Всех Святых.. Не пощадили и целебные источники Божией матери и Преподобной Анисии, куда стекались тысячи паломников, получая по глубокой вере и молитве чудесные исцеления. Взорвали храм в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих радосте», а сам источник забили щебнем. Правда живительная влага снова и снова проступала наружу. Уцелел лишь храм в честь преп. Евфимия Великого и святителя Тихона Задонского, построенный, по благословению схиархимандрита Гавриила для поминовения усопших. Здесь преподобный старец Гавриил Седмиезерный служил заупокойные литургии, здесь же сподобился чудесного видения тайны Христовой Жертвы за грехи людей. Остальные помещения отданы сначала под совхоз, затем под детский дом, а с 1980-х годов не использовались вовсе. Мерзость запустения воцарилась на святом месте.

В 1997г. Седмиезерная Богородичная пустынь была возвращена Русской Православной Церкви. Нынешний игумен монастыря Герман принял тяжелое наследство. Но восстановительные работы приносят свои плоды: отреставрированы и действует Свято-Евфимиевский храм, братский корпус, налажено монастырское хозяйство. Незыблемо соблюдаются традиции пустыни, заложенные старцем Гавриилом – читается Неусыпаемая Псалтырь, осуществляется социальное служение – обитель кормит бездомных и паломников, собирает одежду и раздает ее малоимущим. С восстановлением монастыря ожили и источники. Возобновлена традиция многолюдных крестных ходов и совершения молебнов, построены купальни. Причем купель на источнике Божией Матери построена прежде мусульманской семьей в благодарность за милость Божию. В 1997г. бездетная семья с надеждой на рождение сына искупалась в источнике. И вера эта в чудесное действие святой воды даровала родителям сына, которого назвали Серафим. А вскоре родители ребенка приняли крещение. Оживает монастырская жизнь и как встарь плывет над Казанской землей благовест Седмиезерной Богородичной пустыни, даруя страждущим надежду и утешение.

По материалам Леонидовой О.