Премия Рунета-2020
Казань
+4°
Boom metrics

Как Уинстон Черчилль зарабатывал журналистикой и подмочил репутацию

После Британской империи он больше всего любил себя самого

В эфире радио КП историк Кирилл Андерсон рассказывает ведущему Михаилу Антонову, как Черчилль бросил армию и ушел в политику.

Антонов:

– Это программа «История за пределами учебников». Проект, который мы назвали «Уинстон Черчилль». Вторая серия нашей передачи. Мы рассказали о детстве. Остановились мы на том, что молодой, окончивший военное училище Уинстон Черчилль, начал работать военным корреспондентом на локальных конфликтах или в британских колониях. Кирилл Андерсон, кандидат исторических наук, доцент факультета политологии МГУ, у нас рассказывает историю про Уинстона Черчилля. Военный корреспондент, казалось бы, можно на этом строить себе карьеру.

Андерсон:

– Он был военным корреспондентом неофициально. Формально он оставался офицером британской армии. Он хотел участвовать в экспедициях, потому что это давало какой-то новый материал. Но на это не очень шли, по ряду причин. Прежде всего, в своих корреспонденциях он не всегда лестно отзывался о начальниках. Его считали и выскочкой, и грязным разоблачителем.

Антонов:

– Критикующий журналист.

Андерсон:

– У него это было всю жизнь. Он никогда не выступал таким лирическим повествователем, всегда выступал критически. Потому что его жизненный принцип, который он сформулирует чуть позже, звучал так: «Если чего-то хотите добиться, не старайтесь быть деликатными или шибко умными. Врежьте, отойдите, вернитесь и врежьте еще раз». И этим он пользовался, точно так же, как и его отец. В этом отношении они похожи. Во время своей службы в Индии его мать, которая была женщиной пробивной и удивительной. Когда он отправлялся на Кубу, ей удалось убедить генеральный штаб, британское главное командование, чтобы они отпустили сына, и убедить премьер-министра Испании, чтобы они отпустили ее сына на Кубу. Это не каждый может такое совершить. По его просьбе она слала ему разные книги. Там были и Гегель, и Шеллинг. Он начал наверстывать то, чего не было дано в школе. И значительно шире. Он считал, что его метод просвещения, образования лучше, чем университетский. Поскольку университетский – это все-таки какие-то шаблоны, стандарты. А здесь он выбирал то, что ему нравилось, что было интересно. Плюс к этому хорошая память.

По сути дела, во время его пребывания в Индии, когда он участвует в одной из операций против пуштунских племен, он потом пишет историю Малакандской кампании. Выходят два издания в течение года. Там он уже разбирает и политику Англии в отношении Индии, обязательно критикуя и тупость генералитета. У него уже репутация скандалиста. И его начинают побаиваться. Чуть позже он пытается присоединиться к лорду Китченеру – герою Суданской кампании – в его экспедицию. Китченер вплоть до отставки не соглашается брать Черчилля к себе в военную кампанию.

Антонов:

– Уже из-за подмоченного реноме.

Андерсон:

– Да, это скандалист, это разгребатель грязи, это выскочка. Который да, участвовал в боевых действиях, но так больше символически. Зато пером мог разить, причем разил не врагов, а вроде бы своих даже. И Китченер сопротивлялся, как мог. Но против Дженнет Черчилль он устоять не мог. И его сломили. Черчилль попал в Суданскую кампанию. Потом появилась его двухтомная книга «Речная война». Его заработок как журналиста перешел на постоянное довольствие. Зарабатывал гораздо больше, чем будучи просто офицером. Поэтому он вскоре расстается с армией, пытается баллотироваться в парламент. Но не очень удачно. Поскольку в партии консерваторов помнили его папу. И не все относились к памяти Рэндольфа Черчилля с умилением. А поскольку сынок тоже шел по тем же стопам, плюс к этому имел дефекты, вроде бы не подобающие для политика, – шепелявость, заикание.

Антонов:

– Но политика его привлекала.

Андерсон:

– Это джентльменское занятие. А потом, это игра. Он был игрок азартный и в карты. Он был игрок по натуре. Он тянулся к политике, потому что это способ сделать карьеру. Ясно, что генералы ему пути не дадут.

Антонов:

– Это было подспудное желание – сделать имя себе на журналистике, в политике? Или это подспудное желание любого отпрыска дворянского семейства?

Андерсон:

– Английское дворянство отличалось от российского, другие совершенно каноны. Но желание стать признанным, стать личностью, возвеличиться. Плюс к этому – память предков. Он, потомок герцога Мальборо, не может быть абы кем. Он – эгоист, стремится к славе, он тщеславен. Он достаточно беспринципен. Позже его так будут характеризовать многие, кто к нему относился в целом неплохо. Тот же Гучков, министр Временного правительства России в 1917 году, говорил, что это беспринципный, скандальный, самовлюбленный человек. Черчилль сам говорил, что для того, чтобы чего-то добиться, надо быть эгоистом.

Антонов:

– У каждого человека есть стремление достигнуть какой-то реперной точки.

Андерсон:

– Черчилль попробовал и понял, что в армии ему делать нечего. Во-первых, ему это неинтересно, во-вторых, его никто не пропустит до генеральских чинов. А быть просто лейтенантом или даже капитаном, или даже майором – это не то…

Антонов:

– Он был не только эгоистом. Он был очень амбициозным.

Андерсон:

– Очень. Его отец достиг высот, став министром финансов. Он должен достичь тех же, если не больше. И здесь подворачивается случай. Сначала в 1899 году он пытается баллотироваться с помощью тори. Но ему дают самый гиблый рабочий район, где сильно влияние нонконформистов, то есть сектантов и социалистов. И там он проваливает выборы. И уезжает на только начавшуюся англо-бурскую войну, где многие русские добровольцы сражались на стороне буров, потому что любовь русского дворянства к Англии была точно такой же, как любовь англичан к нашим.

Антонов:

– Мы помним Крымскую войну, оккупацию английским флотом Севастополя.

Андерсон:

– Да и не только это. Просто Англия воспринималась в русской дворянской культуре как страна торгашеская. Торгашество и дворянство в русском понимании несовместимы. В английском это то, что надо, это практика, проверенная со времен Генриха VIII. Уже уйдя в отставку, Черчилль едет как военный корреспондент в Южную Африку. И оказывается на бронепоезде, который попадает в бурскую засаду. Он попадает в плен. Но беда была в том, что он сам пострелял из винтовок. Военный корреспондент не имел права брать в руки оружие. А он взял. Позже, когда Черчилля уже захватили в плен, он обнаружил, что у него в карманах патроны. Одну обойму он успел выкинуть, вторую забрал тот человек, который его пленил. Правда, хода делу не дал. Черчилль мог попасть под расстрел. Это уже нарушение правил ведения войны. Он не военнопленный, а преступник. Человек, который взял его в плен, был некто Луис Бота. Спустя несколько лет он станет президентом Трансвааля и будет позже вести переговоры, они будут встречаться с Черчиллем, когда тот был уже заместителем министра, а потом министром по делам колоний. А Бота – представителем Трансвааля, будущей Южно-Африканской Республики. Даже в плен Черчилль попал не абы к кому, а к будущему президенту ЮАР. Их содержали в лагере для военнопленных. Это было довольно скучно. Плюс к этому угроза расстрела была гипотетической, но она была.

Антонов:

– Не отменялась.

Андерсон:

– И Черчилль бежит из этого лагеря для военнопленных. Буры же были крестьянами. Они были хорошими охотниками. Но по части охраны военнопленных не были сильны. И вот Черчилль и еще двое его коллег решили бежать из лагеря. Правда, здесь вышла странная история – бежал один Черчилль. Он ссылался позже на то, что те вроде бы передумали бежать. Там была непонятная история. Либо Черчилль бежал, невзирая на оставшихся товарищей. Он оказался на чужой территории. Незнакомая страна, незнакомый климат. Но ему повезло. Он набрел на дом единственного в округе не бура, а англичанина, который его спрятал, а потом помог бежать. В товарняке, под мешками из-под угля и под углем он добрался до Лоренсу-Маркеша – это португальская колония. И дальше уже добрался до Англии. И вот здесь он снова баллотируется в парламент и проходит. Правда, небольшим перевесом голосов – разница была 200 голосов. Он становится членом парламента. Карьера политическая, которая всегда была неразрывно связана с его писательской, сочинительской карьерой.

Антонов:

– Если говорить о начале политической карьеры, наверняка призрак отца, который решил консерваторов-ретроградов взять и поганой метлой вымести, стоял за спиной. Не знаю, насколько деятельно Черчилль начал работать в парламенте и какую он должность там занял.

Андерсон:

– Должности в парламенте не раздавались. По традиции, новый член парламента, избираемый туда впервые, должен был выдержать месяца три-четыре, прежде чем выступить с дебютной речью. Черчилль выдержал две недели. И выступил с речью, в которой разнес политику в отношении Южной Африки, политику консерваторов в отношении свободы торговли. Он был членом парламента от консервативной партии, позже он перейдет в либеральную, потом снова вернется в консервативную.

Антонов:

– Он бегал от тори к вигам?

Андерсон:

– Да. Но это будет чуть позже. Он начал с того, что продолжил деятельность, которую начал его отец. Та же метода. Позже он напишет биографию своего отца, где создаст образ просто идеального политика, идеального человека, такая мифологизация его собственной истории. Он очень любил отца и подражал ему во многом. Его деятельность в парламенте была не очень долгой. Потому что он тоже пытался бороться со старой бандой, которая оказалась по-прежнему зубастой. И затем он переходит к либералам формально, по той причине, что партия консерваторов была против свободы торговли, а он не хотел поступаться принципами. Или, как он сам позже скажет, по другому поводу, «в политике либо надо менять убеждения, либо партию». Он переходит в партию либералов, которая тогда была на подъеме. Консерваторы явно теряли вес. И он вовремя перешел к либералам, за что получил прозвище среди своих бывших однопартийцев – «бленхеймская крыса».

У него сложились хорошие отношения с Бальфуром, особенно с Ллойд Джорджем. Это уже деятели либеральные. С Ллойд Джорджем установились даже приятельские отношения. Они были приблизительно одногодки. По образу мыслей тоже были похожи. У Черчилля не было жестких принципов. Он был очень гибким. Как и любой политик. Это помогало ему.

Антонов:

– Его на словах никогда не ловили?

Андерсон:

– Ловили. Но переходы из партии в партию были вещью довольно обычной. Ему удалось сохранить некоторые отношения с частью консерваторов. В Англии это допускалось. Потому что программы либералов и консерваторов зачастую отличались не очень многим. В основном они совпадали. Что касается политических принципов, они были у Черчилля. Первая самая великая ценность, которой он служил, это Британская империя. Он – последний викторианец. Это человек, который родился в пору могущества Британии, которая правила миром, правила морями, которая была фабрикой, мастерской мира. И вот это имперское мышление, восприятие у Черчилля было очень развито.

Антонов:

– После Виктории Эдвард был?

Андерсон:

– Эдвард VII, потом Георг, потом снова Эдвард, потом Георг, потом Елизавета. Причем ценность Британской империи не столько в ней самой. Черчилль был, если хотите, ярым националистом, даже, может быть, расистом. Есть высшая раса – англо-саксонская. Все остальные расы немножечко недорасы. И для них благо, если англо-саксонская раса возьмется управлять ими. Потому что только так они могут приобщиться к цивилизации. Англо-саксонская раса – это высшая раса. Британская империя – это сердцевина, это опора, это хребет вот этой англо-саксонской расы. Остальные народы недотягивают. Черчилль, это будет немножко позже, когда появится большевизм, он будет действительно антикоммунист ярый. Но даже не столько из-за отношения к коммунизму. Он считал, что большевизм – это идеология, возможная только среди варварской дикой расы.

Антонов:

– Хотелось какие-то основные точки посмотреть с применением к нам. Первая мировая война.

Андерсон:

– Что касается первой и второй мировых войн, Черчилль, поскольку он считал, что германская раса близка англо-саксонской, он относился к немцам достаточно уважительно. Первая ценность – англо-саксонская раса и Британская империя как опора, краеугольный камень. Вторая вещь, которая была среди его принципов, это он сам. После Британской империи он больше всего любил себя самого. Что вполне понятно. Он видел свое предназначение, он был тщеславен. И действовал, не считаясь с окружением.

Антонов:

– В США есть выражение – стопроцентный американец. Черчилль был стопроцентным британцем.

Андерсон:

– Викторианской эпохи.

Антонов:

– Что это значит? Мы понимаем, королева Виктория. Почитайте ранние рассказы о Шерлоке Холмсе и поймете, что это была за эпоха. Английские клубы…

Андерсон:

– Они появились еще в XVIII веке.

Антонов:

– Просто развитие. Это действительно колонизация, война англо-бурская, с зулусами. Но при этом все это держалось в кулаке волевой и решительной королевой Викторией.

Андерсон:

– Все было бы хорошо, но в Англии немножечко другой принцип. Король царствует, но не правит. Королева никак не влияла напрямую на политику. Она могла высказывать свое мнение, с ее мнением считались. Но это конституционная монархия.

Антонов:

– Но эпоху называли викторианской.

Андерсон:

– Потому что именно в эту эпоху, она же правила 60 лет, за это время Англия из целины сельскохозяйственной начинает превращаться в промышленную державу. Именно там начинается промышленная революция. Именно там скапливается основное богатство. Это она становится владычицей морей. Человек викторианской эпохи – это человек, который уверен в превосходстве Британии и всего британского. Это человек, который испытывает гордость за свою страну, иногда доходящую до фанатизма. Было такое понятие «джингоизм» – это крайняя форма британского национализма. Который ощущает свое превосходство перед другими. Если брать Пушкина: «Британский лорд свободой горд». В том числе и свобода. Во многом религиозное ханжество. Потому что викторианская мораль – это Теккерей, но не Диккенс. Это жесткое предписание морали, жесткий протестантизм. Отношение к католикам как к смутьянам и врагам. Правда, религиозности у Черчилля было маловато. Этим он отличался от обычных викторианцев. Это как советский человек, гордящийся своей страной.

Антонов:

– Россия – родина слонов. Британия – это все, пуп земли, владычица морей.

Андерсон:

– Советский Союз начинает ветшать, а у Британии, которая сидела на мешке с шерстью, а потом углем, а потом металлом, она была самоуспокоенной, ей не надо было развивать технологии. Она была уже монополистка. А тут неожиданно быстренько выползают Германия и Франция, которые начинают с новых технологий, с новых методов промышленного производства. И начинают потихонечку теснить Британию. И в Африке, и в Азии, и вообще на рынке европейском. И ясно, что эта империя, эта «Пакс Британика» начинает потихонечку разваливаться. И поэтому Черчилль, как рыцарь Ланцелот или как крестоносец, отправляющийся за Священным Граалем, он пытается спасти империю.

Антонов:

– Черчилль-политик – это будет следующая передача. Как он относился к большевистской России. Потому что мы в большей степени видим, какие плакаты: «Наш ответ Ллойд Джорджу» или «Наш ответ Чемберлену». А где был Черчилль, что он делал именно в это время, об этом мы поговорим в следующей программе и так потихонечку дойдем и до Второй мировой войны.

НАЧАЛО ЦИКЛА

Уинстон Черчилль: начало. Самый притягательный премьер-министр Великобритании был очень ленив

<<Самые интересные эфиры радио "Комсомольская правда" мы собрали для вас ЗДЕСЬ >>